– Вот паразит! Как с человеком договаривалась: приди завтра с утра, помоги окучить картошку. Нет. Не пришёл. Уехал на рыбалку, – сокрушаясь всем своим существом, Анастасия Ивановна жаловалась соседке. – Как будто три пескаря, в длину с мизинец, дороже ему двадцати мешков картошки. А моё здоровье? Ведь он – вон какой кабан здоровый, а не помогает.

– Что ты хочешь, Настя! – Анжелика Петровна скривила рот, – нынешняя молодёжь только в своих гаджетах и сидит, ничего делать не хочет. Будто мы их должны до старости кормить. Твой-то зятёк хоть на рыбалку укатил, польза какая-то может быть. А мои слоны целыми днями дома сидят, и не за холодную воду не берутся.

– Как будто мне этот огород больше всех нужен! – продолжала распаляться Анастасия Ивановна, – слава Богу, пенсия у меня хорошая, да я ещё и в магазине работаю. Так что мне одной хватит и на картошку, и на огурцы с помидорами, да ещё и к кому-нибудь в гости съездить. Для чего она мне нужна эта усадьба? – вопрос был задан самой себе, но словоохотливая Анжелика Петровна, любившая давать советы кому угодно и по любому вопросу, даже президенту страны на прямую линию отправила СМС-сообщение, предложила ей:

– Ты, голубушка! Продай дом со всеми причиндалами, и купи квартиру в центре города. Сейчас много квартир продаётся, так что можно выбрать хорошую. И сразу же все проблемы уйдут.

– Да я уже думала об этом, – созналась Анастасия Ивановна, облокотившись на разделяющий две усадьбы забор, – да как хорошо подумаешь, страшно становится, и слезы непроизвольно катятся из глаз; ведь считай – уж больше двадцати годков я тут одна со своими девчонками ишачу. Почитай, всё моими руками сделано да отполировано. А в землю, сколько труда вложено!? Вот и задумаешься.

– Ну, тогда и дальше ишачь, а твой зятёк будет наслаждаться рыбалкой, нюхать полевые саранки, а вечерами в бильярдной околачиваться, – Анжелика Петровна недовольно повела бровями.

– А ты что не продашь своё хозяйство? У тебя мужики вообще лодыри.

– Я Настя, пока и сама управляюсь с огородом. А что мужики? Они и есть мужики. Бабе без мужика плохо. Пусть мужик хоть ничего и не делает, но пусть он будет. Смотрю я на тебя все эти годы: плохо тебе одной со своими дочками без мужика в доме. Хоть ты и духом женщина сильная, но всё равно не то. Так что я погожу продавать усадьбу вместе с мужиками.

 

Анастасия Ивановна, как узнала из письма своего неблаговерного, что он после зимней заготовки древесины в леспромхозе подался на Украину, где у него осталась мать и дом в деревне, обменяла свою трёхкомнатную квартиру на дом на земле и решительно приготовилась к крестьянскому труду в свободное от работы на железной дороге время. А что делать? Двух дочек-то надо вырастить. Даже и замуж отдав – всё равно материнское сердце только ей самой принадлежать не может: оно всегда с детьми и с внуками в унисон работает. А без этой заботы разве можно жизнь женщины назвать жизнью? Нет, конечно. Так, существование, да и только. И как бы Анастасии Ивановне не было тяжело работать на этих сотках, она испытывала удовольствие от своего труда, хотя нерадивых помощников ругала постоянно и если окончательно допекали её – то и многоэтажно.

Вечером, после работы к матери заглянула дочь Евгения. Молодая женщина была среднего роста, но для её лет – слишком тоненькой, и от этого казалось очень хрупкой; дыхни на неё чуть посильнее обычного – так тут же и сломается. Но Евгения гнулась, но не ломалась. Телесами она в маму не вышла, но характер точно был мамин: сама не задиралась с людьми и не была способна на унижение человека, но и себя в обиду не давала. Личная жизнь сложилась не так, как в юности мечталось, когда первая любовь ослепила разум, но и второй брак не принёс счастья в её душу, и жизнь протекала буднично. На работе была исполнительна. А так, как Бог умом не обидел – быстро понимала нюансы в своей работе и легко её выполняла, но вот поэтому постоянно загружалась начальством новыми заданиями.

– Опять этот старый бабник тебя завалил работой! – встретила её Анастасия Ивановна.

– Мама. У нас ЧП произошло на Возжаевском переезде. – Тихо сказала дочь и опустилась на скамейку рядом с матерью. – Делали ремонт переезда, и проходящим поездом зарезало одного путейца.

– Да что ты говоришь, доченька! И как же это случилось? – Бледность проступила на щеках Анастасии Ивановны и руки мелко-мелко задрожали. Она мгновенно испугалась за свою дочь, работающей начальником отдела охраны труда. Большие начальники при таких ситуациях выходят сухими из «воды», а маленькие, обычно, становятся «стрелочниками».

– Экспертиза показала, что работник был не трезвым. – Вымолвила устало Евгения. – Но почему-то мы не можем найти ни трудовой договор на него, ни должностную инструкцию, им подписанную. Вот Усманов на меня и вешает это ЧП, как будто я этого путейца водкой поила.

– Я завтра приду на работу и в его кабинете такой суд устрою, что ему мало не покажется! – Анастасия Ивановна быстро встала со скамейки, и, подняв руку, погрозила бестолковому начальнику, – родственников понасадил на злачные места, а кто-то за них должен горбатиться. Я ему покажу, как валить вину на невиновных.

– Мам. Да успокойся. – Грустно сказала дочь. – Когда ты у нас работала, то он мог остерегаться твоего взрывного характера. А сейчас ты кто? Пенсионерка. Никуда не ходи и не делай мне ещё хуже.

Не согласная с доводами дочери, Анастасия Ивановна повозмущалась немного, но вспомнив свои обязанности насчёт того, чтобы накормить уставшую дочь, ушла на кухню и загремела посудой.

– А твой-то на рыбалку уехал, – потчуя дочь и немного успокоившись, сказала она. – Вот нерадивый мужик, хоть и твой муж. Ведь обещал помочь с огородом, но как видно обещанного три года ждут.

– Мам. Ты мне хоть сейчас про него не напоминай. Его нет – и мне спокойней. Сейчас мне тем более не до него. Я сама тебе помогу.

– Ты что ночью, по темноте хочешь окучивать картошку? Эх ты. Да ты только возьмёшь тяпку, как тут же и уснёшь, опершись на неё. Забирай своё дитя и телепайте домой. Утром, небось, опять рано вставать?

Евгения забрав сына, ушла.

 

Под утро Анастасия Ивановна поднялась с постели, чтобы сходить в туалет, но вместо шлёпанцев под ногами она ощутило холодную воду. «С чего бы это? – подумала она, – я не могла разлить здесь воду перед сном. Да и неоткуда её разливать: вся вода на кухне». Но, когда она решила встать на пол, то её ноги по щиколотки оказались в воде. Ещё не осознав, что случилось – сердце у неё тревожно забилось в груди, и не проглатываемый ком застрял в горле. Лишь пройдя несколько шагов по дому, она поняла – наводнение.

Не зря периодически лили дожди, а когда тучи уходили на запад, горячее солнце плавило снег в горах, прибавляя воду, что, в конечном счёте, и привело к наводнению. Лет семь-восемь назад, – Анастасия Ивановна уже и забыла точную дату, – тоже было наводнение, погубившее весь её урожай. То, что было под землёй: картошка, морковь, свекла – превратились в густое месиво, из которого не получалась никакая стряпня. А то, что было наверху: помидоры, огурцы, баклажаны, перец горький и сладкий – полопались и уплыли в неведомую даль в бурном речном потоке. Тогда целый год перебивались с «хлеба на квас», а следующие урожайные годы позволили земледельцам забыть все беды прошедшего наводнения и люди жили, не заботясь о завтрашнем дне, зная, что своя картошка с огурчиком или помидорчиком, а также с государственным хлебом просто так помереть не дадут. Вот и жили, не думая о глобальных делах, поругивая не приспособленную к крестьянскому труду молодёжь, при этом, не применяя действенных методов возврата юного поколения в первозданное лоно труда. Хотя взрослые и говорили своим чадам, что эти компьютеры и смартфоны их погубят, но это говорилось как о чём-то далёком, мало их касающиеся, как будто не о своём.

«Свет нельзя включать – может током шарахнуть, – подумала Анастасия Ивановна, ища в потёмках так презираемый ею сотовый телефон, – надо детям позвонить. Пусть едут, выручают свою мать. Да и собак и кошку надо спасти. А ещё и кур не забыть бы!» – она схватилась за голову, как будто стараясь не растерять мысли, приходившие к ней каждую секунду.

Оставив машину на высоком берегу, дочь с зятем поспешили на помощь Анастасии Ивановне. (Вторая дочь с мужем жили далеко, в другом городе и ей помочь не могли). Хранящаяся в сарае без надобности дюралевая лодка наконец-то стала востребованной, хотя эта востребованность Анастасии Ивановне была ножом в сердце. «Лучше бы от тебя и дальше не было проку», – подумала она, но тут же проворно стала грузить в лодку вещи, которые намокнув, могут быстро испортиться.

– Пират, – закричала она маленькой дворняжке, – прыгай в лодку. Да не бойся ты этого пса, – она указала на уже сидящего в ней волкодава. Не укусит. Вишь, сам боится, – и, схватив вырывающегося из рук Пирата, кинула его в лодку.

К вечеру, сильно уставшие, сидя на берегу, они всем семейством наблюдали, как высокая вода поглощала участок за участком огороды, сады и дороги. Многие горожане, чьи дома были подтоплены, находились здесь, на высоком берегу и с тоской смотрели на гибель своего кровного. Некоторые платочком или рукавом вытирали слёзы. Кое-кто матерился, не успокоив душу слезами и охами. Кто-то злобно сказал:

– Город топит, а мэр снова улетел отдыхать в Грецию. Ни забот у него, ни хлопот.

– Да, – поддакнул другой голос, – если бы в предыдущее наводнение сделали дамбу как положено, сейчас нас не потопило бы. Насыпали песка, а его чё, водой размыло и смыло дождями. Надо было песок-то в мешки затарить.

– Вот и взялся бы затаривать, – вставил своё резюме третий потерпевший, – от наших разговоров о прошлом наводнении – вода моментально не схлынет. Надо что-то делать.

– А что делать? Скажи-ка нам, умник, – огрызнулся первый голос, – всё: пиши – пропало. Что зимой-то жрать будем? У нас картошка два раза в год не родит.

– Ну, мэр тебе её точно не привезёт. – Разговор принял общий характер и уже каждый говорил всё, что думал от накипевших страстей. – Да и что с него взять? Он такой же человек, как и все: волшебную палочку не имеет и волшебством не обладает.

– Он – градоначальник! – пафосно сказал кто-то из толпы. – На что подвязался, за то и должен отвечать. И когда в городе такая беда – должен быть со всеми рядом и руководить спасательными работами.

– Да забудьте вы про своего мэра! – негодующе возразила всем Анастасия Ивановна. – Нехай он отдыхает там, где ему отдыхается. Он тоже человек. Знал он или не знал о наводнении – нам от этого ни холодно, ни жарко. Помогли бы, потом восстановить хотя бы жильё. Не до жиру теперь.

Толпа притихла. Общие мысли раскололись на частные, индивидуальные. Каждый думал о своём хозяйстве, о предстоящих проблемах, возникших вот так, ниоткуда и совершенно ненужные ни сейчас, ни в будущем. Ну, зачем они, эти проблемы. Может, для того, чтобы не думали только о том, что жизнь – это праздник, а праздник – это удовольствие во веки веков. Чтобы умерили человеческую гордыню перед стихией, которая, если и не трогает, то должна напоминать о бренности человеческой жизни, о всемогущем творце и о многом другом, о чём в повседневной и праздной жизни не замечаешь. О многом думали люди, равнодушные уже к пропаганде, льющейся из телеящика. Глядя на разбушевавшуюся природу, каждый думал о вечном, о своём.

– А ты, паразит, так и не помог окучивать картошку! – совсем не к месту высказала претензию Анастасия Ивановна зятю и как нашкодившему мальчишке дала ему подзатыльник.

– А я знал, что все мои труды пойдут даром, вот и не стал Вам помогать, – с обидой в голосе сказал зять, и, встав с пригорка, пошёл к своей машине. За ним потянулись и другие горожане. Всё, что они могли спасти – спасли, так что рвать сердца, глядя на разгул стихии – хватит.

– Ну, что Женя, – обратилась Анастасия Ивановна к дочери, – пойдём и мы.

– Да, мама! Тебе больше всех надо было, когда ты копалась в огороде, а досталось, как и всем.

– Жизнь, доча, жизнь, – философски заметила мама, устало поднимаясь с пригорка. – Но что делать?

– Жить! – просто и тихо ответила дочь. – Радоваться, что досталось как всем, а не больше…